Ты поутру вся слипшаяся,
и я ловлю твой всхлип, шея вся
искрит так мурашами – это ток.
Дала ты малыша мне – мой сынок,
человеческий щеночек. Я прячу клыки,
и уже не помню, как хрустят кадыки,
и я почти забыл – нас ищут хищники,
их оскалы бритвой, от щеки до щеки.
Ждут, когда я дам слабину, разомлелый,
придут, чтобы сожрать, и по беспределу
перед этим тебя толпою остервенело,
и чтобы я смотрел, как жизнь покидает тело…
Но я спасу тебя от них, прошу, позволь,
не бойся, зая, за меня, я сам вервольф.
Ведь только ты своим разрядом в миллионы вольт
можешь спасти меня от самого себя. Я – боль.
Спрячь сына своего, мой лес, как встарь,
там не возьмёт меня ни зверь, ни сталь.
Я буду майский дождь, я буду чистый снег,
а в этом городе я просто человек.
Просто человек, всего лишь человек.
Сын своего отца – это копьё на древке,
дед моего деда – это кровь предков,
она зовёт меня, и закипает печень.
Время может убить, но никак не лечит.
Расскажи мне, диктор, война была не напрасной,
докажи мне, доктор, люди теперь не опасны,
и сколько выпить огня, чтобы забыться сном,
и жить во сне, где наш дом не накроет огнём.
За дверью в полный голос победно лают волки,
нас обложила стая, и толку нет от двухстволки.
Распирает рёбра пламенем, и дыбится холка,
закройтесь в ванной – резня будет долгой.
Но я спасу тебя от них, прошу, позволь,
не бойся, зая, за меня, я сам вервольф.
Ведь только ты своим разрядом в миллионы вольт
можешь спасти меня от самого себя. Я – боль.
Спрячь сына своего, мой лес, как встарь,
там не возьмёт меня ни зверь, ни сталь.
Я буду майский дождь, я буду чистый снег,
а в этом городе я просто человек.
Просто человек, всего лишь человек.